|
Деньги, любовь и сердца стук.
Кровавый плед, накинутый на плечи,
Он нес, от тяжести дыша.
Кусай себя, но так не станет легче,
Ведь в этом пледе ложь фальшивая влита.
Рвет сердце на куски,
Клинки, сквозь плоть врываясь,
И грудь, как будто взятая в тески,
Болит и ноет, кровью обливаясь.
Он будет выть от боли и тоски,
Но нет вокруг его бездушной стражи,
Сжимая мокрыми ладонями вески,
Он вспомнит вновь сюжет кровавой кражи.
Где он с подонками и сворой казнокрадов,
Решил убить семейку императора:
Детей его, жену и тройку депутатов,
И снова роль принять эксплуататора.
Детишки мирно спали, мама их
В ту ночь никак заснуть так не смогла,
Все думала о сыновьях больных
И дрему частую от глаз своих гнала.
А император заседанье вел
По делу разделения земель:
Особенно зажиточных крестьян хотел
Раскулачить, закончив этим канитель.
Не чувствовал он слабого дыханья
И кровь, ползущую там, под рубашкой,
Осколочных ран и прочие истязанья
Над его телом, с предсмертною кондрашкой.
Кровь разлилась по небольшому залу,
Окрасились все стены в красный цвет,
На удивленье тихо в доме стало,
Так оборвался деловой банкет.
Жена, услышав выстрелы и крики,
Подняв детей, через подземный ход
Бежать решила, но ее в тески –
Схватили и забили словно скот.
Он изувер, но затравить – не метод,
За все его ужасные грехи,
Особенно за самый страшный этот
Получит грозней казнь не от сохи,
А от любви и ласки больше проку,
Вдохнуть в нем жизнь, и оборвать все
Вновь, он дикую вдруг обретет разлуку,
Поняв, что навсегда он потерял ее.
С тяжелой болью в сердце
Он умрет от горя и от мук,
На веки потерял он все
Деньги, любовь и сердца стук.
* * *
Ты любишь ее или нет, скажи мне,
Это твой секрет, и он на дне
Таится где-то твоей души.
Сейчас уж лето, ты поспеши
Сказать ей то, что она ждет
Уже давно, ну, кто из вас быстрей поймет,
Что нет тут смысла для страданий,
И молоко закисло б раньше всех ваших долгих препираний.
Кто первый разомкнет тот круг,
Который не дает полет фантазий – это как недуг.
Ну, что же делаете вы? Любовь умрет, и вы умрете,
И этот непонятный круг уже никак не разомкнете.
* * *
Шесть, пять, четыре, три, два, один.
И ты одна и я один,
Две комнаты у нас двоих,
Там по три стула на своих
Четырех ножках стоят вокруг
Пяти углов стола, вдруг стук:
Ты пригласила шесть своих подруг.
И ты одна их посадила в круг,
Но стульев мало, из второй
Три стула ты берешь порой,
Четыре ставишь блюда
На пятиугольный стол так, что посуда
Досталась каждой из шести подруг.
Одна ты только бегаешь вокруг,
Но в комнате второй нет больше стульев.
И ты схватила три горошинки как лев –
Так быстро съедены четыре вкусных блюда,
И с пятигранного стола сметается посуда,
А шесть подруг садятся за игру.
Ты одна рядом скачешь словно кенгуру,
Двумя глазами на все это смотришь,
Три стула возвратить обратно хочешь,
И попрощаться с четырьмя из тех подруг,
Что превратили пятигранник в круг
Шестью своими женскими телами.
Во всем она одна, все строго между нами,
Виновата, зная, что в комнатах двоих
Есть ровно по три стула на своих
Четырех ножках и еще есть
Стол с пятью углами, за который сесть
Могут шесть девушек и ни одной еще.
На этом полагаю это все.
|
